С опаской и тревогой смотрели изготовившиеся к атаке солдаты на диковинные машины, с помощью которых их командующий собирался навечно водрузить императорский триколор над Малаховым курганом. Грозно и яростно бурлили огромные стеклянные колбы, наполненные темным раствором, из которых образующийся в результате химических реакций газ, с шумом переходил в металлическое нутро аппаратов.
Вокруг установок непрерывно сновал инженер, постоянно контролируя процесс работы машин смерти. Убедившись, что стальное чрево агрегатов полностью заполнено и ветер дует в сторону русских позиций, инженер подал сигнал командующему о боевой готовности своего ужасного оружия. Стоявший на почтительном расстоянии от газовых установок маршал Пелесье ответил ему и скоро, через специальные шланги, в направлении русских позиций начал изрыгаться удушающий газ.
Густое синеватое марево, тяжелой стеной принялось медленно наползать на ничего не подозревавшую батарею Жерве. Первыми жертвами ядовитого газа стали полевые секреты, расположенные впереди батареи и ведущие тайное наблюдение за противником. Отважные разведчики до самого конца, мужественно боролись с внезапными приступами удушья, не желая выдать врагу своё место расположение. Когда же охотники все же решились отойти в расположение своих войск, было уже поздно. К огромной радости француза инженера наблюдавшего за действием своего детища, русские разведчики погибли так, не успев добежать до своих траншей.
Вместе с ним возликовал и сам Пелесье наблюдавший за всем происходившим в подзорную трубу. Видя столь быструю смерть вражеских секретов от ядовитого газа, он уже предвкушал скорый успех своей коварной атаки, но судьба не даровала французскому маршалу лавров победителя. В дальнейшее развитие операции неожиданно вмешался ветер, переменивший свое направление, и ядовитый газ, только, только добравшийся до передовых русских траншей, стал нехотя поворачивать обратно.
Изготовившиеся к атаке войска замерли в надежде, что капризный ветер изменит направление своего движения, и газовая атака на русские позиции все же состоится. Тревожно минуты летели одна за другой, но ветер жестко посмеялся над французами, продолжая упрямо гнать ядовитое облако в обратном направлении. Первым опасность сложившегося положения осознал господин инженер. Он бросился перекрывать клапана своего смертельного агрегата, но в это время напуганные гибелью своих солдат, русские артиллеристы открыли огонь по французским позициям. Стреляли они исключительно наугад, но одно из ядер угодило в газовую машину. Раздался взрыв, и вырвавшийся из баллонов смертоносный газ накрыл установку, вместе с его создателем.
Видя, как стремительно изменилось положение дел, находившиеся в передних траншеях штурмовые отряды, стали торопливо разбегаться в разные стороны, спасая свои жизни. При виде этой картины, стоявший на взгорке «африканец» разразился громкими проклятьями, однако он ничего поделать не мог. Удушающее людей облако неторопливо наползло на французские позиции, и стало распространяться по окопам и траншеям, медленно выкуривая находившихся в них солдат подобно тараканам.
Ударь русские по противнику в этот момент, и последствия этой газовой атаки для французов могли быть весьма плачевными. Однако комендант батареи Жерве, капитан второго ранга Бутаков ничего не подозревал о плачевном положении противника и ограничился лишь артиллерийским обстрелом позиций противника. Таковы были боевые будни Севастополя в ноябре.
Отказавшись от поездки на передовую, император посетил Владимирский собор, в склепе которого нашли последний покой три черноморских адмирала, и было готовое место для Нахимова. Со слезами на глазах, император почтил память севастопольских героев, после чего стал проводить награждение большого числа нижних чинов и офицеров.
Французы в этот день вели лишь редкую ружейную и орудийную перестрелку. Всё было относительно спокойно на протяжении всей церемонии награждения и только когда монарх, желая навестить раненых, направился в госпиталь на северной стороне, загрохотали осадные орудия неприятельских батарей. Видимо французские наблюдатели заметили оживленное движение в южной стороне Севастополя и на всякий случай открыли огонь по русским тылам. Однако к этому времени царь уже покинул опасное место.
На следующий день по случаю прибытия государя состоялся военный совет, на котором обсуждался вопрос о дальнейших действиях Крымской армии. Горчакову, за спиной которого незримо маячил образ Ардатова, очень хотелось блеснуть перед императором своим талантом полководца и организовать маленькое, но победоносное сражение. При нынешнем положении Крымской армии это было вполне возможным делом, благо свежее пополнение с севера подходило непрерывно. Теперь, по твердому мнению Михаила Дмитриевича, при нынешней численности войск, можно было смело атаковать врага, не считаясь с возможными потерями.
Однако существовал маленький, но очень щекотливый нюансец. Все время нахождения на посту командующего крымскими войсками, Горчаков упорно отстаивал чисто оборонительную тактику, целиком отдавая наступательную инициативу противнику. За это он неоднократно получал от царя упреки, но был тверд как кремень и стойко стоял на избранной стратегии. Менять же, теперь своё кредо перед императором командующему было совершенно не с руки и потому, он пошел на хитрость, которая бы помогла и честь соблюсти и выгоду приобрести.
После короткого совещания с князем Васильчиковым, было решено выдвинуть на передний план генерала Жабокритского. Именно он должен был озвучить перед государем императором наступательные замыслы командующего, а Горчаков и Васильчиков должны были поддержать эту смелую инициативу генерала. Этот ловкий ход был выгоден всем. Горчаков и Васильчиков получали лавры победителей французов, а Жабокритский выходил из мрачной тени безвестия, куда его за дела скверные задвинул князь Ардатов.
На военном совете все было разыграно как по нотам. Жабокритский с пылом и страстью изложил перед императором план наступления, которое должно было, если не сбросить врага в море, то сильно ухудшить его положение и в скором времени заставить капитулировать. Оба хитреца тут же поддержали предложенную Жабокритским инициативу. Князь Васильчиков полностью, а Горчаков с большими оговорками. Окончательное слово было за государем, но он неожиданно для затаившего дыхания триумвирата, не поддержал их намерения.
- Как говориться в Библии, есть время разбрасывать камни, и есть время собирать их, время бросать и время сберегать. Раньше я толкал вас в наступление, а теперь вынужден попридержать ваше рвение господа. Я, конечно, не видел французских укреплений на Сапун горе, но по письмам князя Ардатова знаю, что это сильные укрепления. И взятие их нам обойдется дорогой ценой – медленно проговорил Николай.